Тускнеет: «папа, я тебя люблю».
И крошатся на атомы чернила...
Вбираю побледневшую струю,
Чтоб наши игры память сохранила.
Где я – скакун, во всю летящий прыть,
Забывший в беге про ненастный возраст...
И та же память будет слева ныть,
Сжигая в боли волосы, как хворост.
Однако скоро буквы пропадут,
А дочь, войдя, внезапно повзрослеет,
И предпочтёт моей спине батут,
И взгляд её покажется кислее.
Смочить, наверно, нужно молоком
Ту надпись, что усердствует безлико,
И побежать за странным поводком
Туда, где много озорного крика.
Качать ребёнка мощно на руках
До незаписанного в нотах визга!
И пусть не остановит даже страх,
Что Богу адресована записка.