НЕЛИНЕЙНЫЙ МИХАИЛ СТРИГИН

Образная система, ритмическая организация, существование внутри рифмованного стиха - все это у поэта Михаила Стригина увязывается, оригинально и порой неожиданно, в целую (и цельную!) философскую систему. Вот это вроде бы не должно удивлять: Стригин, как философ (а он философ!), великолепно представляет себе положение, почти аксиому, о том, что стихотворение есть сгущенная информация. Спрессованная, сжатая подчас до невероятной плотности интеллектуального и эмоционального вещества. Стригин к этому стремится, это видно и слышно в стихах, но делает он это (и это отрадно) не сознательно, не "по плану", а абсолютно естественно: феномен натурального рождения произведения на свет, его зачатия в любви и в тайне здесь неоспорим.

В свой новой книге "Нелинейная любовь" поэт сталкивает нас сразу с неожиданностью названия - самого символа-знака, обозначающего то, что сокрыто под обложкой. Нелинейная любовь, по сути, это формульное обозначение нелинейного времени. По представлениям древних иудеев, время двояко: вечное, Божественное, Божие время - это "олам", огромная субстанция (нечто вроде лемовской планеты Океан в "Солярисе"), громадный котел, и времена варятся в этом одном немыслимом котле вечности. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего; вернее, они есть все сразу, все вместе. Есть незыблемое время, и Вселенная находится внутри него, как внутри яйца. А рядом - дискретное время, так называемое линейное. Пресловутая стрела времени. Она четко направлена из прошлого в будущее, и на этой стреле все уже узнаваемо, все разложено по полочкам, все можно вычислить, и события и даты; невозможны только две вещи: нельзя вернуться в прошлое и нельзя попасть в будущее. Есть, как буддисты говорят, здесь и сейчас.

Так вот, НЕЛИНЕЙНАЯ ЛЮБОВЬ Стригина - это грандиозная формула поэзии; и всей поэзии, в контексте истории, и конкретно стригинской. Подспудно или явно, но в книге тема времени возвращается рефреном:

Интуитивно чувствуешь, сколько прошло времени,

По привычным нюансам: по сердцебиению,

По дыханию,

По октавам сверчка, пылинки порханию.



Но внутри колышется более тихое -

Паутинка, натянутая портнихами,

Трещинка в монолите течения,

От которой исходит глухое свечение.
 

Нелинейно и само пространство, где одушевляется старый роддом, что видел на своем веку множество вновь явившихся на свет человеческих жизней:

На впалых щеках старого роддома

Щетиной пророс многолетний мох.

Роддом до бетонных рёбер в груди усох.

Кто-то торопится, ставит диагноз - саркома,

Ему живучесть наших роддомов незнакома.

(За последним – не один ещё вздох.)
 

Это сопоставление, столкновение времен ("ему живучесть наших роддомов незнакома..."), внутри которых здание равно человеку, боль равна судьбе, а человек, соответственно, равен, равновелик времени, одновременно настораживает, даже пугает, и вместе с тем обнадеживает: все в мире не так примитивно и просто, как нам удобно думать.

Стригин запросто "путает" пространство и время, одушевленность и неодушевленность, свет и тишину, цвет и звук; у него звук может поплыть запредельной краской, а тишина обратиться то ли в ветер, то ли в свет, то ли в легкое дыхание:

А скорлупа становится плотнее,

Свинцом налившись в вышине.

И тишиной такой в лицо повеет,

Что солнца хочется вдвойне...
 

И снова время земное становится временем мифологическим, соединяются в незримом объятии привычная земля и мифологический Рай, и слишком близко, слишком рядом ставит нас Стригин с мифологемой Рая, отнюдь не для того, чтобы мы заново подивились старинной роскошной райской "сказке", а сполна восчувствовали настоящесть и истинность бытия, сгущенного, "залитого" внутрь древнейшего ситуативного иероглифа:

Время призадуматься –

Лист упал в раю.

Спи родной, укутайся,

Баюшки - баю.
 

Пусть не обманет чуткое ухо, внимательный глаз и открытое сердце эта традиционная интонация колыбельной, еще немного - и просто даже лермонтовской ритмики: это стихотворение - опять о времени, но здесь автор впрямую сталкивает время с вечностью:

Время тихо капает,

Плавится свеча.

Распустилась маками

Вечная печаль.
 

А Рай здесь - для того, чтобы человек, ощутивший, с болью, горечью и неизбывной печалью, свою временность, сиюминутность пребывания на земле, внезапно и бесповоротно соотнес себя с вечностью - все через ту же печаль, ибо, по мысли Федора Тютчева, вся подлинная русская поэзия печальна.

Стригин создает свой мир - бестрепетно повторим этот трюизм; так говорят обо всех авторах, обо всех художниках, творцах. Здесь не погрешишь против истины: да, каждый человек - простите за банальность - это уникальный мир, это неповторимый Космос, и что сокрушаться, что вчера он родился, а завтра навек уйдет, ведь у него все равно вечность - в хромосомах, в генах. У него в запасе та любовь, что не на фоне быта, не мечтою - в будущем, а опять в сопряжении времен, во временных неразгаданных буквицах:

Воспоминанья – руны Бога,

Помогут вычитать любовь!

У Стригина в русской поэзии есть предшественники. Он не отрекается от корней. Он по-пастернаковски подробен, его тоже привлекает "всесильный Бог деталей, всесильный Бог любви", он по-обэриутовски странен и даже парадоксален (а разве сам человек не есть парадокс нелинейного времени?); но его поэтическое мышление - это мышление поэта 21-го века, с его тягой к мегаодушевлению, к увеличению образных масштабов, к овеществлению и визуализации образных фракталов, к гротесковым сопоставлениям и контрастам, к ансамблю несочетаемого:

Венеция опять в предчувствии инсульта,

Как будто тромбы — толпы праздные людей.

Качает карнавал строенья, словно судна –

Десятибалльный ежегодный шторм страстей!



Огни для праздника украли в преисподней,

Мигая, движется упавший Млечный Путь.

В канал стекает вечер, час приходит поздний,

Пандоры ящик собираясь распахнуть.
 

Кто же такой поэт Михаил Стригин? (Он пишет прозу, но о его прозе разговор в другой раз). Перед нами, это ясно, "парадоксов друг". И его поэтику нельзя с ходу обвинить в излишнем интеллектуализме. Стригин знает цену песне и молитве, мифу и видению, традиции и обычаю. Но он несомненный новатор. Его новации плодоносны. Они идут не только и не столько от его духовных и интеллектуальных поисков (а это есть - куда же он убежит от себя - философа?..), но и от утонченности эстетики и от истинности и искренности чувства, над которым так часто смеялись в ушедшем веке, к примеру, иронисты и постмодернисты. Он не забывает: искусство - это чувство. Да будет и дальше так.

Поэтому пусть будет - здесь и сейчас, внутри уходящего мгновенья - у читателя НЕЛИНЕЙНОЕ ПОСТИЖЕНИЕ стригинских любви и трагедии, печали и обреченности, надежды и упрямства, хаоса и Космоса.

 

Челябинск, "Библиотека Миллера", 2019