Михаил стригин
Ризома: хаос или панацея от смерти
Статья
(Мысли по поводу статьи Н. А. Ягодинцевой «До полной гибели всерьёз»)
Представьте себе, как вы катаетесь на велосипеде в идеальном парке по прямой ровной тропинке. Сперва вас вдохновляют деревья, которые встречаются по пути, вы с удовольствием рассматриваете их, примечая их высоту, толщину и т. д. Но спустя некоторое время вам надоедает их, пусть красивый, но однообразный вид, а ещё через какое-то время этот лес приведёт вас либо в бешенство, либо в депрессию.
Кризисность и парадоксальность идеального обнаружил ещё в восемнадцатом веке Гегель, отметив, что когда сущность становится идеальной и её творческий рост прекращается (овал становится кругом), то сущность отрицает саму себя и через это отрицание порождает собственную множественность. Так появилась антиномия единичное-множественное. Подобно движению велосипедиста, рост ветки дерева происходит прямо и ровно до некоторого момента, который можно назвать точкой бифуркации, где происходит ответвление, рождение нового отростка. В этой точке дерево как бы замирает, размышляя, куда же ему двинуться дальше, и из этой же точки дальше произрастают уже две ветки. В точке бифуркации прекращается линейное скоростное движение, и, соответственно, появляется некая хаотическая составляющая, соотносящаяся онтологически с понятием ризомы.
Действительно, усталость от однообразия заставляет велосипедиста обнаружить боковую тропинку и свернуть на неё. Но на скорости повернуть нельзя – велосипед опрокинется, и велосипедист вынужден притормозить, теряя при этом свой импульс и собственную устойчивость. При торможении на малой скорости руль начинает вибрировать, и велосипедисту приходится ловить равновесие, чтобы не опрокинуться. Метафоры велосипедиста и дерева можно транслировать на жизнь человека – в момент достижения собственной идеальности и, как следствие, усталости от этого (точнее говоря, того, что человек назвал усталостью), происходит смена пути и, как следствие, например, рождение ребёнка.
Понятие ризомы, введённое Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари, определяет хаотическую составляющую бытия и противопоставляется понятию дерева, как основному понятию, характеризующему некую устойчивую структуру и отражающему диалектичность бытия. Если во время движения, которое определяет рост дерева, важна именно скорость или импульс, задающие направление роста, то в точке бифуркации принимает участие бесконечное множество уровней иерархии бытия (скорость - это первая производная координаты по времени, но имеются и следующие, и их бесконечно много, например, вторая производная определяет ускорение). В момент поворота все члены этого ряда становятся сравнимыми, что приводит в этот момент к сложной и запутанной траектории бытия сущности. «В противоположность любым видам корневой организации, Ризома интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" – как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель"» [2]. В точке бифуркации любая из потенциальных возможностей может актуализироваться. Возвращаясь к метафоре велосипедиста, можно сказать, что при движении на большой скорости незаметны боковые тропинки, чтобы их рассмотреть, необходимо притормозить, что автоматически вносит хаотическую составляющую в движение велосипеда.
Наглядным примером ризомы выступает запутанная корневая система любого растения или ещё лучше – грибница. Согласно Делёзу и Гваттари, у ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа («генетической оси»), в ней как бы нет прошлого и будущего. Ризома способна порождать несистемные и неожиданные различия, которые невозможно противопоставить по наличию или отсутствию некоего признака. В ней невозможно дифференцирование на внешнее и внутреннее, внешнее как бы инвертировано во внутреннее. Главное отличие грибницы от дерева – это её множественные многомерные связи, в отличие от линейных вертикальных связей дерева. Это можно представить образно: если дерево – это структура, растущая по одному алгоритму, тогда ризома растёт в соответствии с континуумом алгоритмов.
На диаграмме ризомы предпринята попытка показать органическую связь и необходимость обеих структур в эволюции сущности на разных её этапах. Видно, что диалектический процесс, порождающий дерево, иными словами, гармонический, имеет темпоральные ограничения – он неминуемо упирается в «потолок». Потолок – это образное представление эволюционного ограничения. Такую картину несложно представить, если дерево растёт в комнате.
Представьте себе, как вы катаетесь на велосипеде в идеальном парке по прямой ровной тропинке. Сперва вас вдохновляют деревья, которые встречаются по пути, вы с удовольствием рассматриваете их, примечая их высоту, толщину и т. д. Но спустя некоторое время вам надоедает их, пусть красивый, но однообразный вид, а ещё через какое-то время этот лес приведёт вас либо в бешенство, либо в депрессию.
Кризисность и парадоксальность идеального обнаружил ещё в восемнадцатом веке Гегель, отметив, что когда сущность становится идеальной и её творческий рост прекращается (овал становится кругом), то сущность отрицает саму себя и через это отрицание порождает собственную множественность. Так появилась антиномия единичное-множественное. Подобно движению велосипедиста, рост ветки дерева происходит прямо и ровно до некоторого момента, который можно назвать точкой бифуркации, где происходит ответвление, рождение нового отростка. В этой точке дерево как бы замирает, размышляя, куда же ему двинуться дальше, и из этой же точки дальше произрастают уже две ветки. В точке бифуркации прекращается линейное скоростное движение, и, соответственно, появляется некая хаотическая составляющая, соотносящаяся онтологически с понятием ризомы.
Действительно, усталость от однообразия заставляет велосипедиста обнаружить боковую тропинку и свернуть на неё. Но на скорости повернуть нельзя – велосипед опрокинется, и велосипедист вынужден притормозить, теряя при этом свой импульс и собственную устойчивость. При торможении на малой скорости руль начинает вибрировать, и велосипедисту приходится ловить равновесие, чтобы не опрокинуться. Метафоры велосипедиста и дерева можно транслировать на жизнь человека – в момент достижения собственной идеальности и, как следствие, усталости от этого (точнее говоря, того, что человек назвал усталостью), происходит смена пути и, как следствие, например, рождение ребёнка.
Понятие ризомы, введённое Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари, определяет хаотическую составляющую бытия и противопоставляется понятию дерева, как основному понятию, характеризующему некую устойчивую структуру и отражающему диалектичность бытия. Если во время движения, которое определяет рост дерева, важна именно скорость или импульс, задающие направление роста, то в точке бифуркации принимает участие бесконечное множество уровней иерархии бытия (скорость - это первая производная координаты по времени, но имеются и следующие, и их бесконечно много, например, вторая производная определяет ускорение). В момент поворота все члены этого ряда становятся сравнимыми, что приводит в этот момент к сложной и запутанной траектории бытия сущности. «В противоположность любым видам корневой организации, Ризома интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" – как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель"» [2]. В точке бифуркации любая из потенциальных возможностей может актуализироваться. Возвращаясь к метафоре велосипедиста, можно сказать, что при движении на большой скорости незаметны боковые тропинки, чтобы их рассмотреть, необходимо притормозить, что автоматически вносит хаотическую составляющую в движение велосипеда.
Наглядным примером ризомы выступает запутанная корневая система любого растения или ещё лучше – грибница. Согласно Делёзу и Гваттари, у ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа («генетической оси»), в ней как бы нет прошлого и будущего. Ризома способна порождать несистемные и неожиданные различия, которые невозможно противопоставить по наличию или отсутствию некоего признака. В ней невозможно дифференцирование на внешнее и внутреннее, внешнее как бы инвертировано во внутреннее. Главное отличие грибницы от дерева – это её множественные многомерные связи, в отличие от линейных вертикальных связей дерева. Это можно представить образно: если дерево – это структура, растущая по одному алгоритму, тогда ризома растёт в соответствии с континуумом алгоритмов.
На диаграмме ризомы предпринята попытка показать органическую связь и необходимость обеих структур в эволюции сущности на разных её этапах. Видно, что диалектический процесс, порождающий дерево, иными словами, гармонический, имеет темпоральные ограничения – он неминуемо упирается в «потолок». Потолок – это образное представление эволюционного ограничения. Такую картину несложно представить, если дерево растёт в комнате.
Дерево, пока обладает потенциалом и свободой развития, стремится вверх, сохраняя и приумножая свою структуру, воспроизводя её на разных масштабах, используя собственный алгоритм фрактальности (дерево – фрактал: ствол, толстые ветви, тонкие ветви воспроизводят друг друга). Но в некоторый момент на пути его развития появляется якобы неразрешимая проблема. В природе дерево может достигнуть потолка. Подобно этому в мышлении задача упирается или в необъяснимые эмпирические факты, или в видимую неразрешимость. Этот момент переводит рост структуры из вертикальной в горизонтальную плоскость и из системной в хаотическую. Дерево начинает стелиться вдоль потолка, теряя структуру и пытаясь найти в потолке брешь, поскольку интуиция заставляет дерево стремиться вверх. Такую неестественную ситуацию можно в разных вариантах встретить в природе.
И в некоторый момент, характеризуемый точкой бифуркации, решение обнаруживается. «По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы – иметь всегда множество выходов"» [2]. Структура скачком вновь переходит в диалектический режим, наблюдаемый на диаграмме, или, иначе говоря, структура вновь приобретает древовидный, системный вид. «Конституируя идею Ризомы как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризо-морфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей – соответственно параметрам анализируемых сред"» [2]. Диаграмма ризомы демонстрирует глобальную фрактальность бытия и его иерархичность, где каждый уровень дерева перемежается прослойками ризомы. И, таким образом, дереву даётся вторая жизнь. Если представить эту диаграмму более подробно, то можно будет увидеть, что присоединение очередной веточки во время роста дерева происходит через ризоматичную прослойку – в начальный момент ответвление хаотически выбирает направление, в котором ему начать расти, что показано на следующей диаграмме фрактала бытия.
И в некоторый момент, характеризуемый точкой бифуркации, решение обнаруживается. «По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы – иметь всегда множество выходов"» [2]. Структура скачком вновь переходит в диалектический режим, наблюдаемый на диаграмме, или, иначе говоря, структура вновь приобретает древовидный, системный вид. «Конституируя идею Ризомы как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризо-морфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей – соответственно параметрам анализируемых сред"» [2]. Диаграмма ризомы демонстрирует глобальную фрактальность бытия и его иерархичность, где каждый уровень дерева перемежается прослойками ризомы. И, таким образом, дереву даётся вторая жизнь. Если представить эту диаграмму более подробно, то можно будет увидеть, что присоединение очередной веточки во время роста дерева происходит через ризоматичную прослойку – в начальный момент ответвление хаотически выбирает направление, в котором ему начать расти, что показано на следующей диаграмме фрактала бытия.
Действительно, место деления ветки и направление роста ответвления определяется всеми высшими моментами функции роста. Можно предположить, что в некоторый момент алгоритм роста ветки исчерпывается, и функция роста оказывается на этапе хаоса и в точке бифуркации. Позже, когда ответвление приживается, следы ризомы оказываются внутри структуры ветки и становятся незаметными.
Если от абстрактного вернуться к реальному, то «брешь в потолке», показанная на диаграмме ризомы, чаще всего обнаруживается, и мы наблюдаем рост иерархии, хотя встречаются и обратные ситуации, и наблюдаются тупиковые ветви эволюции. Так, практически не эволюционируют некоторые виды ракообразных и моллюсков. Хотя здесь возникает важный аспект темпоральности – а обязательно ли время в системе ракообразных и человека течёт одинаково?
Дерево в некотором смысле одномерно, оно равно размерности алгоритма решения некой задачи, имеющей векторный, направленный характер, ризома – напротив, многомерна, она имеет многонаправленную, или, точнее, не направленную никуда структуру. И в определённый момент одно из направлений оказывается когерентным решению задачи, из общей бесформенности выхватывается именно это направление, и оно произрастает новым деревом. Если дерево произрастает только вверх, то ризома растёт на все 360 градусов одновременно и внутрь, и наружу, и она всегда содержит в себе когерентные решения. Именно в этом смысл хаоса, в нём всегда найдётся решение. Известна теорема великого математика Рамсея, что для того, чтобы обнаружить искомую структуру, необходимо взять определённый объём хаоса.
Делёз и Гваттари используют понятие ризомы в первую очередь для описания типа мышления, которое допускает множественные пересечения, спайки, вложения при интерпретациях некоторого знания, хотя, как было показано, ризоматичность бытия на отдельных этапах присуща любой сущности. Можно продемонстрировать такие виды мышления на примере двух принципиально разных алгоритмов создания художественных произведений. В книгах, написанных в стиле Рэнди Ингермансона, основной тезис произведения пошагово раскладывается в ряд абзацев, затем каждый из них в главы и, наконец, получается большой роман. Такая структура древовидна и фрактальна. Напротив, роман «Улисс» Джойса написан в ризоматичной манере изложения. Вектор его движения теряет направление не только с каждым абзацем, но внутри каждого предложения и даже каждого слова. Джойс демонстрирует многозначность слов, открывая их внутреннюю структуру (такие слова Делёз называл словами-бумажниками, но, в некотором смысле, таким качеством обладают все слова). Подобная многозначность слова часто скрыта в его некоторой потенциальности, которая выявляется только благодаря предложениям. За счёт словесного окружения внутри предложения некоторое слово проявляет свои внутренние резервы. Очевидно, что обычный роман совмещает в себе обе структуры – и фрактальности Рэнди Ингермансона и ризоматичности Джойса, которые в некотором смысле являются предельными точками соответствующих построений текста.
Подобную потенциальность показал Жак Деррида (1930-2004) в своём концепте деконструкции [1] как некоторого герменевтического приёма: «это не интерпретация, не трактовка и не проецирование текста вовне (в сферу социально-смысловую, философско-литературную, этико-политико-коммуникативную и т. п.), а многозначное его порождающее размывание, расширение, рассеивание в окружающем его поле"» [1, с. 33]. Подобный приём позволяет обнаружить в чётко структурированной мысли текста ростки иных смыслов, которые находятся там в зачаточном состоянии, но которые при соответствующем «орошении» (деконструкции) могут породить новые теории.
Поскольку мышление коррелирует с понятием речи (собственно, она есть материализация мышления), то, соответственно, речь также может быть ризоматичной и структурной (древоподобной), в отличии от языка, который только структурен. «Древо» языка наращивает свою структуру посредством ризоматичности речи. Речь обнаруживает новые нарративы, которые приживаются на структуре языка. Образно это можно описать процедурой прививания культурного дерева к дикому. Подобное представление расходится с тезисом Деррида о главенстве письменной речи – письменная речь, бесспорно, важна (она уже близка к языку), поскольку именно она аккумулирует символические формы, но её развитие происходит за счёт ризоматичности.
Весь предыдущий текст демонстрирует необходимость присутствия в эволюции произвольной сущности как ризоматичных этапов становления, так и этапов дерева. Сущность может быть произвольной природы, как феноменальной, например, реальная политическая партия, так и символической, например, научная теория. Удаление любого из этапов приведёт к остановке эволюции и невозможности её дальнейшего роста, как это показано на диаграмме ризомы. Перестанут развиваться и социум, и научные теории, и всё остальное. В этом проявляется некоторая высшая мудрость – как видно из диаграммы, дерево тянется вверх, к Богу, при этом столкновение с встретившейся на этом пути неразрешимой задачей приводит к ризоматизации дерева, нахождению решения и продолжению роста вверх. В таком контексте именно высшая идея, некая телеологичность эксплицирует оба эволюционных этапа.
В статье [3] мной было показано, что такое постмодернизм. По большому счёту, девятнадцатый век, как и начало двадцатого, были сопряжены с рождением множества модернистских идей, большинство которых связано с рывком в эволюции естественных наук. Так, в биологии были созданы дарвиновская теория эволюции и теория Менделя о передаче генетической информации, а в физике и космологии – квантовая механика и теория относительности. Но любой удар – это мощный энергетический всплеск, который потом под действием энтропии рассеивается в виде возбуждённых им волн (образом может выступать падение камня на поверхность воды). Подобно этому всплеск мышления рассеивается внутри социума посредством социальных волн, которые поддерживают, в первую очередь, постмодернисты. В некотором смысле постмодернизм – это феномен, питающийся энергией модернизма. Но это не хорошо и не плохо, это свидетельствует только о многовекторности социального. Один рождает идею, другой адаптирует её под современность и соответствующее мировоззрение. Один придумывает атомную бомбу, другой её актуализирует – это два принципиально разных типа мышления.
Понятие социального намертво соединено с понятием символического, иными словами, со смыслами, порождаемыми индивидами. Можно социальное представить в виде газа, внутри которого символические формы циркулируют как некое модулирующее поле, распространяясь по всему социуму, как электромагнитное поле внутри материи. В связи с этим, кто-то генерирует смысл и он тотчас распространяется, коррелируя человечество и кто сильнее породит смысл, тот и управляет социальным. Циркуляции символического определяют парадигмы в науке, в политике и т.д. (Фуко подобную темпоральность назвал эпистемами). В разные эпохи были разные эпистемы, и они модулировали сознание: немецкие, французские, английские, и война с французами в 1812 не мешала превалировать французскому смыслу в мышлении наших соотечественников. Можно, конечно, отгородиться и работать только с собственными смыслами, но мы видим, что из этого получается, на примере Северной Кореи. В начале двадцатого века именно Россия адаптировала, тоже проявив постмодернистское качество, немецкие идеи Карла Маркса, произведя немыслимый по величине эксперимент, волны от которого до сих пор бегут по социальному пространству.
С таким же успехом можно обвинить в постмодернизме Фому Аквинского, поскольку свои работы он подпитывал из идей, высказанных ещё Аристотелем, более того, можно все две с половиной тысячи лет после Аристотеля и Платона назвать временем постмодернизма, поскольку все великие философы этого периода «паразитировали» на идеях великих античных философов. Но вся жизнь ан Земле «паразитирует» за счёт энергии Солнца. И только эпоха Возрождения и период позитивизма породили новые идеи, например, аристотелевская идея исключённого третьего (либо A, либо не A) была пересмотрена, и вместе с квантовой механикой появился концепт суперпозиции, иными словами, концепт неоднозначной, контекстуальной истины. Следующий этап мышления, со второй половины двадцатого века до сегодняшних дней, использует энергию модернистских прозрений (включая Малевича, который попытался разложить живопись на атомы, и основал направление супрематизма)
Откуда же тогда такая критика ризоматичности и постмодернизма в подходах современных философов? В своё время Лев Толстой сравнил христианскую религию, критикуя её, с деревом, демонстрируя таким образом её неоднородность. Он пытался показать, что христианство выродилось во множество ответвлений (католики, баптисты, православные, протестанты и т. д.), уже слабо связанных с основной его идеей. Но на самом деле его гениальная метафора имеет продолжение. Любое дерево имеет свой срок жизни (достижение идеальности равняется смерти). И современное состояние религии показывает необходимость её перерождения, поскольку в своей основной массе она замещена интернет-блогами. Так и идеи Платона и Аристотеля исчерпали свою когнитивность, и идеальность представлений привела к необходимости поворота, который и произошёл в середине девятнадцатого века. Когнитивность преобразований уже девятнадцатого века до сих пор адаптируют современные постмодернисты. Таким образом, метафора дерева, с одной стороны, прекрасна, с другой стороны, имеет свою конечность. Настоящий философ должен мыслить в категориях не дерева, а леса. И как любое дерево достаточно быстро засохнет без корневища, так засохнет мышление без ризомы, и тогда дерево не нужно будет срубать, оно упадёт само. В этом месте остаётся только высказать некоторое сожаление по поводу отсутствия гения, способного родить российскую идею, могущую стать парадигмой для всего мира.
Критика хаоса может быть связана и с аспектами другого рода, например, со страхом перед изменениями – многие велосипедисты так и едут по прямой, боясь свернуть на боковую тропинку, опасаясь неожиданностей. Структура всегда прозрачна и понятна. Но любая структура, став идеальной и выработав свою когнитивность, становится мёртвой. Она может возродиться, но это будет уже иное дерево. Есть ещё один аспект, на который обратил внимание в своё время, по-моему, Паули, сказав, что парадигма в науке меняется не с открытием чего-то нового, но со сменой поколения. Т.е. модуляция человека символическим возможна до определённого возраста, а потом такая намагниченность становится постоянной и не зависит от внешнего влияния. Так вот, в современном мире люди стали жить дольше, и смена поколений происходит не через 15-20 лет, как раньше, а через 40. В результате чего эпистемологические структуры, потерявшие свою когнитивность, раньше менялись чаще, а теперь задерживаются на более долгий срок. Теперь только внуки могут произвести подобные преобразования, а дети выпадают из этой цепочки. Это приводит к тому, что детям сложно вложить новый смысл, стремиться не к чему, все ключевые места заняты.
Россия на данном этапе напоминает некую инверсию обычной садовой процедуры прививки культурного дерева к дичку. В данном случае было наоборот: к культурному, структурному советскому дереву привили росток хаотической самоорганизующейся буржуазии. И это опять же не хорошо и не плохо, в этом наша особенность. И в этом проявляется квантовая суперпозиция структуры и ризомы. Можно заметить, что основные идеи о бытии уже были высказаны Аристотелем и Платоном, а также рядом других античных философов, но благодаря суперпозиции можно наблюдать бесконечную эволюцию философской и научной мысли. Так же, как суперпозиция нуля и единицы порождает весь континуум чисел, находящихся между ними (0.1, 0.33 и т. д.), а синтетическая сумма «1+0=10» порождает всю дальнейшую иерархию числа, так и суперпозиция ели и берёзы порождает дальнейшую эволюцию дерева. (Набор деревьев является метафорой набора идей, произведённых античными философами). Но мистичность ризомы как раз заключается в том, что две таких разных структуры, как ель и берёза, благодаря ей могут стать когерентными и произвести уникальное потомство.
Литература
1. Жак Деррида. Жизнеописание, мировозрение, цитаты: За 60 минут. – СПб.: Невский проспект; Вектор, 2007. – 175 с.
2. Новейший философский словарь. [Электронный ресурс]. -https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/New_Dict/660.php. (дата обращения 21.09.2020)
3. Стригин, М.Б. Гносеология культуры. Модель эволюции семантики. // Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики. Познание. 2019, №4 – С. 67-76
4. Ягодинцева Н. Я. [Электронный ресурс]. - https://www.rospisatel.ru/jagodinzeva-dnevnik23.htm (дата обращения 21.09.2020)
Если от абстрактного вернуться к реальному, то «брешь в потолке», показанная на диаграмме ризомы, чаще всего обнаруживается, и мы наблюдаем рост иерархии, хотя встречаются и обратные ситуации, и наблюдаются тупиковые ветви эволюции. Так, практически не эволюционируют некоторые виды ракообразных и моллюсков. Хотя здесь возникает важный аспект темпоральности – а обязательно ли время в системе ракообразных и человека течёт одинаково?
Дерево в некотором смысле одномерно, оно равно размерности алгоритма решения некой задачи, имеющей векторный, направленный характер, ризома – напротив, многомерна, она имеет многонаправленную, или, точнее, не направленную никуда структуру. И в определённый момент одно из направлений оказывается когерентным решению задачи, из общей бесформенности выхватывается именно это направление, и оно произрастает новым деревом. Если дерево произрастает только вверх, то ризома растёт на все 360 градусов одновременно и внутрь, и наружу, и она всегда содержит в себе когерентные решения. Именно в этом смысл хаоса, в нём всегда найдётся решение. Известна теорема великого математика Рамсея, что для того, чтобы обнаружить искомую структуру, необходимо взять определённый объём хаоса.
Делёз и Гваттари используют понятие ризомы в первую очередь для описания типа мышления, которое допускает множественные пересечения, спайки, вложения при интерпретациях некоторого знания, хотя, как было показано, ризоматичность бытия на отдельных этапах присуща любой сущности. Можно продемонстрировать такие виды мышления на примере двух принципиально разных алгоритмов создания художественных произведений. В книгах, написанных в стиле Рэнди Ингермансона, основной тезис произведения пошагово раскладывается в ряд абзацев, затем каждый из них в главы и, наконец, получается большой роман. Такая структура древовидна и фрактальна. Напротив, роман «Улисс» Джойса написан в ризоматичной манере изложения. Вектор его движения теряет направление не только с каждым абзацем, но внутри каждого предложения и даже каждого слова. Джойс демонстрирует многозначность слов, открывая их внутреннюю структуру (такие слова Делёз называл словами-бумажниками, но, в некотором смысле, таким качеством обладают все слова). Подобная многозначность слова часто скрыта в его некоторой потенциальности, которая выявляется только благодаря предложениям. За счёт словесного окружения внутри предложения некоторое слово проявляет свои внутренние резервы. Очевидно, что обычный роман совмещает в себе обе структуры – и фрактальности Рэнди Ингермансона и ризоматичности Джойса, которые в некотором смысле являются предельными точками соответствующих построений текста.
Подобную потенциальность показал Жак Деррида (1930-2004) в своём концепте деконструкции [1] как некоторого герменевтического приёма: «это не интерпретация, не трактовка и не проецирование текста вовне (в сферу социально-смысловую, философско-литературную, этико-политико-коммуникативную и т. п.), а многозначное его порождающее размывание, расширение, рассеивание в окружающем его поле"» [1, с. 33]. Подобный приём позволяет обнаружить в чётко структурированной мысли текста ростки иных смыслов, которые находятся там в зачаточном состоянии, но которые при соответствующем «орошении» (деконструкции) могут породить новые теории.
Поскольку мышление коррелирует с понятием речи (собственно, она есть материализация мышления), то, соответственно, речь также может быть ризоматичной и структурной (древоподобной), в отличии от языка, который только структурен. «Древо» языка наращивает свою структуру посредством ризоматичности речи. Речь обнаруживает новые нарративы, которые приживаются на структуре языка. Образно это можно описать процедурой прививания культурного дерева к дикому. Подобное представление расходится с тезисом Деррида о главенстве письменной речи – письменная речь, бесспорно, важна (она уже близка к языку), поскольку именно она аккумулирует символические формы, но её развитие происходит за счёт ризоматичности.
Весь предыдущий текст демонстрирует необходимость присутствия в эволюции произвольной сущности как ризоматичных этапов становления, так и этапов дерева. Сущность может быть произвольной природы, как феноменальной, например, реальная политическая партия, так и символической, например, научная теория. Удаление любого из этапов приведёт к остановке эволюции и невозможности её дальнейшего роста, как это показано на диаграмме ризомы. Перестанут развиваться и социум, и научные теории, и всё остальное. В этом проявляется некоторая высшая мудрость – как видно из диаграммы, дерево тянется вверх, к Богу, при этом столкновение с встретившейся на этом пути неразрешимой задачей приводит к ризоматизации дерева, нахождению решения и продолжению роста вверх. В таком контексте именно высшая идея, некая телеологичность эксплицирует оба эволюционных этапа.
В статье [3] мной было показано, что такое постмодернизм. По большому счёту, девятнадцатый век, как и начало двадцатого, были сопряжены с рождением множества модернистских идей, большинство которых связано с рывком в эволюции естественных наук. Так, в биологии были созданы дарвиновская теория эволюции и теория Менделя о передаче генетической информации, а в физике и космологии – квантовая механика и теория относительности. Но любой удар – это мощный энергетический всплеск, который потом под действием энтропии рассеивается в виде возбуждённых им волн (образом может выступать падение камня на поверхность воды). Подобно этому всплеск мышления рассеивается внутри социума посредством социальных волн, которые поддерживают, в первую очередь, постмодернисты. В некотором смысле постмодернизм – это феномен, питающийся энергией модернизма. Но это не хорошо и не плохо, это свидетельствует только о многовекторности социального. Один рождает идею, другой адаптирует её под современность и соответствующее мировоззрение. Один придумывает атомную бомбу, другой её актуализирует – это два принципиально разных типа мышления.
Понятие социального намертво соединено с понятием символического, иными словами, со смыслами, порождаемыми индивидами. Можно социальное представить в виде газа, внутри которого символические формы циркулируют как некое модулирующее поле, распространяясь по всему социуму, как электромагнитное поле внутри материи. В связи с этим, кто-то генерирует смысл и он тотчас распространяется, коррелируя человечество и кто сильнее породит смысл, тот и управляет социальным. Циркуляции символического определяют парадигмы в науке, в политике и т.д. (Фуко подобную темпоральность назвал эпистемами). В разные эпохи были разные эпистемы, и они модулировали сознание: немецкие, французские, английские, и война с французами в 1812 не мешала превалировать французскому смыслу в мышлении наших соотечественников. Можно, конечно, отгородиться и работать только с собственными смыслами, но мы видим, что из этого получается, на примере Северной Кореи. В начале двадцатого века именно Россия адаптировала, тоже проявив постмодернистское качество, немецкие идеи Карла Маркса, произведя немыслимый по величине эксперимент, волны от которого до сих пор бегут по социальному пространству.
С таким же успехом можно обвинить в постмодернизме Фому Аквинского, поскольку свои работы он подпитывал из идей, высказанных ещё Аристотелем, более того, можно все две с половиной тысячи лет после Аристотеля и Платона назвать временем постмодернизма, поскольку все великие философы этого периода «паразитировали» на идеях великих античных философов. Но вся жизнь ан Земле «паразитирует» за счёт энергии Солнца. И только эпоха Возрождения и период позитивизма породили новые идеи, например, аристотелевская идея исключённого третьего (либо A, либо не A) была пересмотрена, и вместе с квантовой механикой появился концепт суперпозиции, иными словами, концепт неоднозначной, контекстуальной истины. Следующий этап мышления, со второй половины двадцатого века до сегодняшних дней, использует энергию модернистских прозрений (включая Малевича, который попытался разложить живопись на атомы, и основал направление супрематизма)
Откуда же тогда такая критика ризоматичности и постмодернизма в подходах современных философов? В своё время Лев Толстой сравнил христианскую религию, критикуя её, с деревом, демонстрируя таким образом её неоднородность. Он пытался показать, что христианство выродилось во множество ответвлений (католики, баптисты, православные, протестанты и т. д.), уже слабо связанных с основной его идеей. Но на самом деле его гениальная метафора имеет продолжение. Любое дерево имеет свой срок жизни (достижение идеальности равняется смерти). И современное состояние религии показывает необходимость её перерождения, поскольку в своей основной массе она замещена интернет-блогами. Так и идеи Платона и Аристотеля исчерпали свою когнитивность, и идеальность представлений привела к необходимости поворота, который и произошёл в середине девятнадцатого века. Когнитивность преобразований уже девятнадцатого века до сих пор адаптируют современные постмодернисты. Таким образом, метафора дерева, с одной стороны, прекрасна, с другой стороны, имеет свою конечность. Настоящий философ должен мыслить в категориях не дерева, а леса. И как любое дерево достаточно быстро засохнет без корневища, так засохнет мышление без ризомы, и тогда дерево не нужно будет срубать, оно упадёт само. В этом месте остаётся только высказать некоторое сожаление по поводу отсутствия гения, способного родить российскую идею, могущую стать парадигмой для всего мира.
Критика хаоса может быть связана и с аспектами другого рода, например, со страхом перед изменениями – многие велосипедисты так и едут по прямой, боясь свернуть на боковую тропинку, опасаясь неожиданностей. Структура всегда прозрачна и понятна. Но любая структура, став идеальной и выработав свою когнитивность, становится мёртвой. Она может возродиться, но это будет уже иное дерево. Есть ещё один аспект, на который обратил внимание в своё время, по-моему, Паули, сказав, что парадигма в науке меняется не с открытием чего-то нового, но со сменой поколения. Т.е. модуляция человека символическим возможна до определённого возраста, а потом такая намагниченность становится постоянной и не зависит от внешнего влияния. Так вот, в современном мире люди стали жить дольше, и смена поколений происходит не через 15-20 лет, как раньше, а через 40. В результате чего эпистемологические структуры, потерявшие свою когнитивность, раньше менялись чаще, а теперь задерживаются на более долгий срок. Теперь только внуки могут произвести подобные преобразования, а дети выпадают из этой цепочки. Это приводит к тому, что детям сложно вложить новый смысл, стремиться не к чему, все ключевые места заняты.
Россия на данном этапе напоминает некую инверсию обычной садовой процедуры прививки культурного дерева к дичку. В данном случае было наоборот: к культурному, структурному советскому дереву привили росток хаотической самоорганизующейся буржуазии. И это опять же не хорошо и не плохо, в этом наша особенность. И в этом проявляется квантовая суперпозиция структуры и ризомы. Можно заметить, что основные идеи о бытии уже были высказаны Аристотелем и Платоном, а также рядом других античных философов, но благодаря суперпозиции можно наблюдать бесконечную эволюцию философской и научной мысли. Так же, как суперпозиция нуля и единицы порождает весь континуум чисел, находящихся между ними (0.1, 0.33 и т. д.), а синтетическая сумма «1+0=10» порождает всю дальнейшую иерархию числа, так и суперпозиция ели и берёзы порождает дальнейшую эволюцию дерева. (Набор деревьев является метафорой набора идей, произведённых античными философами). Но мистичность ризомы как раз заключается в том, что две таких разных структуры, как ель и берёза, благодаря ей могут стать когерентными и произвести уникальное потомство.
Литература
1. Жак Деррида. Жизнеописание, мировозрение, цитаты: За 60 минут. – СПб.: Невский проспект; Вектор, 2007. – 175 с.
2. Новейший философский словарь. [Электронный ресурс]. -https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/New_Dict/660.php. (дата обращения 21.09.2020)
3. Стригин, М.Б. Гносеология культуры. Модель эволюции семантики. // Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики. Познание. 2019, №4 – С. 67-76
4. Ягодинцева Н. Я. [Электронный ресурс]. - https://www.rospisatel.ru/jagodinzeva-dnevnik23.htm (дата обращения 21.09.2020)