Михаил стригин
Метафора — шифр бытия
Статья
Метафора – это подзорная труба,
при помощи которой мы пытаемся
рассмотреть Бога.



Однажды, размышляя о метафизике и трансцендентном состоянии, вспомнилось удивительное произведение Набокова — «Приглашение на казнь» [5]. И внезапно пришло понимание, что это произведение не о человеке, который мучительно ожидает смертную казнь, а о человеке, который соприкоснулся с трансцендентным, и теперь с нетерпением ждёт момента, когда он покинет свою тюрьму под названием жизнь и вырвется из плена условностей навязанных социумом и обретёт настоящую свободу... Конечно это гипербола и человек существует в обществе и продолжает мечтать, о том, что ему удастся создать идеальный строй, с идеальным внутренним устройством, где люди живут в комфортных условиях. И люди, которые работают над этим, зовутся политиками и конструкторами. Но до того, как они начнут работать, необходимо, чтобы свою работу проделали люди более незаметных специальностей, а именно поэты и физики, философы и математики, критики и программисты. Некоторые, особенно талантливые люди совмещали в себе несколько субличностей, скажем физика и математика или поэта и философа. И если внимательней присмотреться, то можно обнаружить две параллели специальностей, начинающиеся с физика и поэта.

И физик, и поэт, используя разные когнитивные каналы, пытаются пробиться сквозь штампы, отделяющие постижимое от непостижимого. Именно непостижимого, поскольку за вновь открытыми областями физики и поэзии, всегда будут открываться новые – неизвестные области, многие из которых постичь на современном уровне развития не представляется возможным. Попытки вывести формулу содержащую в себе все законы физики остаются, несмотря на то, что К. Гёдель доказал на математическом языке, что это невозможно. [4]. Его теорема по значимости приравнивается к теории относительности А. Энштейна.

Непостижимое – континуально. Об этом писали, начиная с Аристотеля, многие, в том числе А. Бергсон, В.В. Налимов. Последний предполагал, основываясь на своей теории семантического вакуума, который запакован вдоль семантической прямой, что физик и поэт распаковывают новые смыслы, тем самым обогащая нашу ноосферу.

Разница между физиком и поэтом в том, что первый, прорываясь в область метафизики, обобщает эмпирические и синтетические данные, соединяя их с прошлым научным опытом, в то время как второй обобщает жизненный опыт, соединяя его с поэтическими экспериментами. Для того, чтобы это было возможно и тот, и другой прибегают к метафоре, которая является неким «шифром» к «лифту», соединяющему мир метафизики и мир обыденный. Физик и поэт, работают «лифтёрами» в «лифтах», доставляющих в область непостижимого, где они находятся очень краткий миг, а для возврата назад, они используют шифр - метафору. За этот миг им необходимо зафиксировать полученные сведения об онтологии метафизики и максимально эффективно загрузить ими этот самый «лифт». Для того, чтобы осуществить разгрузку «лифта» в область человеческого бытия наиболее полно и рационально, а «груз» доставленных знаний человечество смогло усвоить наиболее продуктивно, физик и поэт прибегают к помощи коллег – математика и философа, соответственно.

Как любой грузчик, использующий соответствующие приспособления, например, транспортёр, математик и философ подключают интеллект, с его уникальным аналитическим аппаратом – логикой, выстраивающим связь экспериментальных данных и научного опыта, экспериментов поэтических и опыта жизненного.

Таким образом, «лифт» – основное «транспортное средство» физика и поэта – это нечто, сродни интуиции. И чтобы вернуть учёного и художника слова в область бытия, необходим «шифр», в виде метафоры, который требуется для отправки «лифта» назад. Подъём наверх осуществляется «бесплатно».

«Метафора знаменует собой лишь начало мыслительного процесса», что она «орудие, а не продукт мыслительного процесса» [1, с. 10]. Математик же выстраивает мыслительный процесс и используя интеллект, раскрывает метафору.

Сам факт использования разных инструментов разделяет профессии физика и математика принципиально.

А «лифты» физиков и поэтов двигаются, по большому счёту, в одном «здании», только в разных «подъездах». Возможно, со временем, и те, и другие начнут пользоваться общими «лифтами».

Обыденное и непостижимое занимают, соответственно, уже открытые и ещё неизведанные площади бесконечно высокого небоскрёба. Обыденное в этом случае – нижние – открытые и исследованные этажи, вполне «обжитые» и «благоустроенные». Непостижимое же – удел этажей, находящихся бесконечно высоко – ещё не исследованных и «необжитых». Данная модель представляется таким образом, что текущая граница между этими областями – «обыденного» и «непостижимого» – проходит на уровне, близком к земле. Время от времени лифты ходят в нежилую часть здания. Причём, в зависимости от задач, они могут подниматься на разные этажи выше жилой части. Как уже упоминалось, подъём на любой этаж осуществляется «бесплатно», попасть в трансцендентное состояние могут многие. Спуск с первых этажей, осуществляется при помощи прямых метафор, чаще всего таких, которые описывают онтологию, которую можно ощутить посредством пяти органов чувств. Печёрская Н.В. пишет «наименьшей когнитивной силой обладают иллюстративные, или поверхностные метафоры» [8, с. 98]. Примеры таких метафор: «сильный, как лев», «фотон как волна». Возвращение с более высоких этажей, требует и более глубоких и сложных шифров – метафор. Они более труднодоступны при первоначальном восприятии и потому могут вызывать недоумение, смятение, так как требуют большей подготовки для рационального осмысления. Например, «сильный, как муравей», «фотон одновременно и волна и частица». Муравей, как известно, способен нести груз в десятки раз, превышающий его собственный вес. По поводу же второй метафоры до сих пор нет единого мнения. «В научном языке встречаются метафоры, которые можно разделить на несколько кластеров в зависимости от степени их воздействия на процесс познания» [8, с. 98].

На более высоких этажах виды помещений также будут выходить за рамки привычного восприятия. Необычной будет обстановка, планировка – потребуется специальный инструктаж и навыки, чтобы жить или работать в подобных помещениях.

Как уже упомянуто выше, физик подбирает «шифр» для спуска с более высоких «этажей», математик же выполняет проект на новые «квартиры», используя уже известные инструменты: циркуль, мат. анализ.

Следующий этап работы принадлежит программисту, в чьи обязанности входит окончательный контроль данных, с их последующей прикладной унификацией.

В задачи конструктора входит материальная реализация схематических решений, предложенных программистом, он проектирует, буквально, всё, вплоть до специальных «зубных щёток», согласованных с жизнью на верхних этажах, поскольку новый этаж - это новая парадигма и жить придётся при новых условиях.

Общая тенденция рассуждений такова, что чем выше этаж, тем с более странными и иррациональными вещами приходится сталкиваться физику. Если взять за образец не образное, как выше, а абстрактное восприятие, то на нижних этажах: дважды два – непременно четыре, выше: дважды два – что-то около четырёх, ещё выше: дважды два совсем не четыре, далее же дважды два – даже не число… Следуя рациональной логике, «дважды два – четыре» будет точным только в случае абсолютной изоляции, когда никакая из внешних причин не влияет на двойки. Кроме того, умножение – это действие, которое занимает определённый промежуток времени, внутри которого, согласно Бергсону, таится континуум и может произойти всё что угодно.

Чтобы понять, каким образом осваиваются верхние этажи, необходимо подробнее рассмотреть работу вышеупомянутой цепочки – «физик-математик-программист-конструктор». Современная физика зачастую сталкивается с природными процессами, которые нельзя потрогать и увидеть. Представим когнитивную работу физика. Учёный наблюдает некий процесс, где объект «Альфа», преобразуется в объект «Бета» проходя через некую экспериментальную установку. Часто для понимания результата эксперимента не помогают ни индуктивный, ни дедуктивный анализ, поскольку и тот, и другой работают внутри однотипных систем, выделяя частное или объединяя в общее. Результаты эксперимента могут существенно противоречить устоявшейся парадигме, в смысле Т. Куна. И тогда необходимо оторваться от привычного, и в совершенно ином мире, в другой системе координат обнаружить подобие, совершить параллельный перенос, как говорят математики. В этом и состоит суть метафоры – она не только обнаруживает подобное в противоречивом, но и выстраивает новый смысл, проявляя свою когнитивную функцию. Она начинается с общего признака формы, или признака содержания и уходит вглубь, образуя новую семантическую конструкцию вплоть до новой парадигмы. Этот процесс напоминает голограмму, когда, при подсветке даже части негатива, формируется полное изображение, пусть и не очень чёткое. И, таким образом, расширятся доступное человеку, как семантическое пространство, так и пространство лексическое. Метафоры в физике на каждом шагу: от электромагнитного «поля», до «цветности» кварков. Одна из самых известных метафор Демокрита, о том, что всё состоит из атомов и пустоты, положившая начало редукционизму, теперь активно разрабатывается в области физики. Конкурирующая метафора Платона, о том, что всё начинается с целого, положившая начало холизму, так же приобретает второе дыхание. И главное, это то, что метафора, как производная интуиции, схватывает проблему целиком в независимости от масштаба проблемы, в отличие от интеллекта, который впоследствии её редуцирует. Таким образом, метафора не столько объясняет, сколько обеспечивает понимание. В данном контексте интересно вспомнить точку зрения известного советского математика и философа – В.В. Налимова: «Открытие – это неожиданно пришедший в голову ответ на содержательно поставленный вопрос. Даже в области математики открытия происходят не на уровне логического мышления. Логическими средствами осуществляется только постановка задачи и проверка найденного решения, которое приходит как озарение» [6, с. 12]. Этим озарением и будет метафора на то, что увидел физик, которая пусть и косвенным образом, максимально близко, по его разумению, отображает невидимый процесс. Уровень же этой метафоры будет отображать уровень сложности задач. Чтобы такая метафора родилась, физик должен в творческом порыве заглянуть в метафизику процесса, приподняться над ним, и за короткий промежуток времени ухватить максимум из открывшегося. «А мышление нельзя загнать в какие-либо практические рамки, мышление характеризуется образностью, художественностью. Для того чтобы выразить новую идею, новое понятие, которое еще не приобрело своей номинации, ученые часто прибегают к метафоре» [7, с. 202].

Основная трактовка понятия «метафизики» имеет следующий вид: «Метафизика (греч. – то, что после физики) – философское учение о сверхопытных началах и законах бытия вообще или какого-либо типа бытия». И «Платон даёт, тем не менее, в ряде диалогов описание высшего типа знания, восходящего от эмпирической реальности к бестелесным сущностям по иерархической лестнице понятий и нисходящего обратно к чувственному миру обретая при этом способность видеть истинное бытиё» [9]. Т.е. с одной стороны метафизика, это то, что после физики или над нею, с другой стороны, идёт непрерывный обмен между натурфилософией и метафизикой. И соответственно возникает метафора лифта. И тогда можно дать следующее определение: «Метафизика – это та часть бытия, та совокупность процессов в живой и неживой природе, которая по разным причинам ещё не обнаружена или будучи обнаруженной, не получила научного и рационального объяснения по причине недостаточного инструментария, как лексического, так и математического». И самое главное, что поскольку небоскрёб имеет бесконечную этажность, а изученная часть бытия конечна, метафизика всегда останется над физикой и никогда не сольётся с ней.

Бергсон подробно описывал процесс восхождения в метафизику [2] и возвращение обратно к чувственному опыту, он считал, что творческие порывы, происходящие в состоянии напряжения интуиции, непременно чередуются со спадом этого напряжения. Этот спад характеризуется снижением интуиции с одной стороны, и с работой чистого интеллекта – с другой, когда разворачивается материальный аспект и осуществляется рационализация полученных сведений.

Он писал: «что касается пространства, то нужно усилием духа следовать за прогрессивным, или, вернее, за регрессивным движением внепространственного, нисходящего в пространственность. Поднявшись вначале как можно выше в нашем собственном сознании, чтобы затем постепенно спускаться, мы явно чувствуем, что наше «я», напрягшееся было в неделимом и действующем волевом акте, развёртывается в инертные, внешние друг другу воспоминания» [2, с. 152]. Чем-то физик напоминает игрока, которому на короткий промежуток времени показывают картинки, а затем предлагают их воссоздать. Налимов В. по этому поводу цитирует Ж. Адамара, который пытался также оценить роль лексики и символов в мышлении, особенно, в математическом мышлении. Вот что он пишет о своем личном опыте: «Я утверждаю, что слова полностью отсутствуют в моём уме, когда я действительно думаю… Я думаю, что существенно также подчеркнуть, что я веду себя так не только по отношению к словам, но и по отношению к алгебраическим знакам. Я их использую, когда я делаю простые вычисления; но каждый раз, когда вопрос кажется более трудным, они становятся для меня слишком тяжелым багажом: я использую в этом случае конкретные представления, но они совершенно другой природы» [6, c. 14].

Прекрасное метафорическое сравнение атома с солнечной системой, предложенное когда-то Резерфордом, в ходу и по сей день, несмотря на то, что электроны больше напоминают не планеты, а скорее вытянутые вдоль орбит облака. Когда Максвелл пытался представить взаимодействие электрического и магнитного полей в электромагнитной волне, он собрал модель при помощи блоков и верёвочек.

Конечно, принцип неопределённости Гейзенберга перевести в осязаемую метафору сложнее. Представить частицу одновременно в нескольких точках в виде рассеянного облака непросто, и квантовый дуализм здесь красивое решение. Это и есть тот случай, когда «дважды два не четыре».

Наконец, мы подошли к моменту, когда лифт отправляется в обратном направлении – к первым этажам. Наступает черёд математика, задача которого развернуть метафору в коммуникационном пространстве человека посредством цифр и формул. Интеллект, посредством математики, через инструмент абстракции, позволяет открытие физика сделать доступным пониманию человеческого разума, пусть и с некоторой метафизической окраской. Его задача – обнаружить геометрический порядок в экспериментальных данных, найти повторяющиеся во времени процессы и обобщить найденные закономерности при помощи алгебраических формул. Как бы сказал Видгенштейн - обнаружить тавтологичные пропозиции. Помимо описания увиденного физиком, он должен сомкнуть это с предыдущими теориями или, образно говоря, выстроить широкую лестницу наверх, доступную для обширного пользования специалистам других областей.

После того, как математик «разгрузил» «лифт», данные необходимо систематизировать и скорректировать, а так же подготовить базу для конструкторов. В дело вступает программист, закладывающий расчёты математика в компьютер. Специалист этой сферы проверяет насколько предыдущие этапы, выполненные физиком и математиком, коррелируют с действительностью, насколько крепка выстроенная «лестница». И, главное, насколько состоятельна новоявленная экспериментальная платформа для будущих гипотез. Меняя, виртуальным образом, входные данные «Альфа», смотрит насколько меняются выходные – «Бета». Таким образом, программист готовит платформу для следующих лифтов с физиками. И в этом проявляются его качества, как учёного.

И наконец, для освоения помещений, обнаруженных в верхних этажах, подключается конструктор, в широком понимании этого слова. Он обустраивает эти помещения, создаёт обстановку, заполняет пространство предметами обихода, пытаясь, открытие, сделанное физиком, реализовать в материальном мире.

Со вторым лифтом в нашем виртуальном здании работает другая цепочка. Поэт отправляется наверх и чтобы вернуться, подобно физику, подбирает «ключ» – метафору. Философ фиксирует добытые сведения и интерпретирует посредством лексических формул. Далее подключаются критик и политик, и в результате возникает совершенно удивительная цепочка – «поэт-философ-критик-политик».

Как единица Универсума, наделённая разумом, человек наблюдает и проживает явления самого разнообразного свойства. Поэзия в этой связи может рассматриваться, как тонкий и совершенно особенный способ осознания бытия. И если физик изучает законы мироздания, полагаясь на научный подход, то поэт изучает мир, прежде всего, в бытийном контексте, во многом основываясь на целесообразности существования. Поэт не располагает сверхточным инструментарием, которым оперирует физик и потому изучает мир, перемещаясь в пластах метафизики живой и неживой природы, выискивая свои метафоры. Тогда то и рождается стихотворение – «словесная формула». Однако, за сложностью в ряде случаев добытого с «верхних этажей» материала, поэтическая мысль не всегда доступна адресату в её сжатом состоянии. Но поскольку помимо семантики стихотворение, как свежеиспечённый пирог ещё несёт запах метафизики, музыкальности, то слушатели у него найдутся всегда.

Открытие же глубин и работа с тонким планом – прерогатива философа. Он разворачивает поэтическую мысль, сконцентрированную в виде метафор (как математик формулы), в коммуникационное пространство человека. Он словно бы корреспондирует поэтическую мысль адресатам, при помощи расшифровки смыслов с одной стороны и использования нескольких философских методов познания, таких, как диалектика, преломляя поэтическую мысль через призму той или иной философской концепции, с другой стороны. Подобно математику, он строит лестницу для массового посещения верхнего этажа.

Роль критика часто, так или иначе, сопряжена с ролью философа, но одна из главных задач первого, выявить состоятельность и жизнеспособность исследуемого метафорического материала, пропуская его подобно программисту через «компьютер» всей философии. И в случае одобрения, он «подписывает акт приёмки лестницы на верхний этаж».

И, наконец, в дело вступает политик, который подобно конструктору, пытается на основе опыта, добытого поэтом, усовершенствовать социум. За стартовый тезис политик берёт некую метафору и, основываясь на той или иной философской концепции, предлагает свои способы, как наиболее прогрессивно освоить следующие этажи. Новая модель социума – новые правила. И политик разрабатывает новую политическую программу для наиболее эффективного освоения новых пространств. Она становится сводом правил проживания на верхних этажах.

В конце концов, оба когнитивных процесса замкнулись одинаково: оба стартовали из области метафизики и оба закончились в социуме.

О том, что эти процессы имеют схожее устройство метафорично описано в книге Георгия Гачева [3], где словами гуманитария описаны физические процессы и подмечено множество аналогий в социальных процессах. К примеру, различные эпохи, начиная с древности, он сравнил с различными агрегатными состояниями материи «Французская революция и Наполеонов разлив по полям Европы – это апофеоз цивилизации воды. После этого наступает цивилизация воздуха. Она уже исподволь затевалась в «Германии туманной», где вода живой жизни превращается в пар. Тут философия, поэзия, музыка – на звуке, а звук – воздуховен» [3, с. 82].

Удивительным остаётся тот факт, что если «лифты» поэтов и физиков не меняются со временем, ведь интуиция – врождённое качество (как считал Юнг подготовленная бессознательным и взращенная всей историей человечества), то инструментарий философов и математиков совершенствуется экспоненциально. Очевидно, что при расширении семантического поля в обеих вышеописанных цепочках, за счёт появления новых метафор, инструмент, раскрывающий их в область коммуникаций человека, растёт и качественно и количественно. Теперь уже активно применяются и индукция и дедукция, и осваивать верхние этажи, со временем, становится возможным и быстрее, и эффективнее. Появляются новые оттенки, а иногда и значения давно употребляемых слов. И, соответственно, при их помощи можно раскрывать более широко и одновременно более тонко сложные метафоры. Аналогично вместе с появлением новых физических смыслов появляется новый математический инструментарий. Иногда они развиваются параллельно, как это уже происходило с дифференциальным исчислением и теорией относительности.

Казалось бы, всё прекрасно! Человечество осваивает следующие – более высокие этажи нашего виртуального небоскрёба, прогресс идёт своим чередом. Но есть один серьёзный вопрос: в каком направлении движется этот прогресс? Дело в том, что и в первом, и во втором случае (и с физиком, и с поэтом) – мы пытаемся при помощи конечных инструментов – математики и языка – выразить бесконечные величины, аппроксимировать метафизику, приблизив её при помощи метафор. Если вернуться к образному представлению, связанному с виртуальным небоскрёбом, то последний, в действительности, скорее напоминает сюрреалистическую картину в виде гигантской, перевёрнутой вершиной вниз, пирамиды. При этом, основание пирамиды, располагается наверху, где-то в бесконечности по вертикали, а с каждым подъёмом на этаж площадь последнего возрастает. И хотя инструментарий математиков и философов расширяется и совершенствуется, но осваивать приходится гораздо большее количество помещений на каждом следующем этаже.

Площадь этажа растёт не только за счёт расширения семантики математики и философии, но и за счёт присоединения новых семантических полей: химии, биофизики, биологии, социологии, образования и т.д.

По внутренним ощущениям происходит значительный прогресс, по существу же – развитие реализуется, преимущественно, в горизонтальном направлении.

И потому могут возникнуть небезосновательные опасения, что наступит время, когда люди будут заняты только горизонтальным освоением.

О проблеме аппроксимации окружающего мира при помощи физических законов достаточно много написано в книге [2] нобелевского лауреата Бергсона. В числе прочего, в этой книге, он отмечал, что как бы точно мы не аппроксимировали реальную кривую, к примеру, полёта птицы при помощи коротких отрезков, мы будем бесконечно отличаться от действительности. Рассматривая кривую времени, он рассуждал, что в этой бесконечности, которая стоит между реальной кривой и приближённой функцией, содержится творческая эволюция. Та её часть, которая касается интуиции. И одним из доказательств подлинности этого рассуждения, на мой взгляд, является факт переписывания большинства законов физики с течением времени, в связи с их более точной аппроксимацией. Реальность как бы начинает со временем «выпучиваться» из-под аппроксимационной кривой. Причём законы не просто уточняются, а меняются кардинально, хотя и включают старые постулаты на правах частных случаев. Так, например, законы Ньютона расширились до законов Эйнштейна. И скорость смены парадигмы физических законов со временем увеличивается.

Метафорически Бергсон прояснял вышесказанное на примере каменщика, который пытаясь подражать художнику, выкладывает картину последнего мозаикой. Чем меньше камешки, тем точнее мозаика. Но как бы не старался мастер камня, мозаика не станет картиной.

И, хотя, законы физики не зависят от времени (камень и миллион лет назад падал вертикально вниз), но более точные аппроксимации, происходящие в связи с развитием научно-технического прогресса, уточняют закон с течением времени и мы, в каком-то смысле, можем считать, что эти законы всё же имеют динамику во времени. И тогда одна мозаика сменяется другой, более тонкой. Это напоминает бесконечную дробь 0,12345…, когда цепь поочерёдных физических теорий в истории эволюции – это округления до определённого порядка. И соответственно, каждая новая мозаика – это уточнение следующего порядка.

Резюмируя, важно понимать, что как бы не детализировались законы физики, как бы не уточнялись, мы ни на йоту не приблизимся к реальному течению природы, как в случае с мозаикой, которая будет бесконечно отличаться от оригинала картины, потому что, как говорят математики: мощность конечного множества, какое бы большое оно не было, будет бесконечно меньше бесконечного множества. Именно об этом говорят парадоксы Зенона: когда бесконечность подменяется конечным множеством, Ахиллес не может обогнать черепаху.

Философия, подобно математике, лишь с определённой точностью описывает духовный мир, в том числе и границу этого мира - законы социума. О проблеме существенного отличия между реальной гармоничной жизнью человека с природой и той моделью, в которой мы живём, которая создавалась на протяжении тысячелетий при помощи поэтов, философов, политиков (куда, кстати, входят и Карл Маркс и Владимир Ленин со своими утопичными, хотя и красивыми теориями) достаточно ярко написал Набоков в книге [5], где жизнь метафорично сравнивалась с камерой. Камера, в которой жил герой, олицетворяла все мыслимые и немыслимые ужасы, изобретённые ни кем иным, как социумом. Тем не менее, обладая талантом поэта, герой умел прикоснуться к непостижимому, к метафизическому. Автор тонко отразил мысль о том, насколько обычный человеческий язык слабо и несовершенно может передать ощущения от соприкосновения с несказуемым, с непостижимым. Герой, выпадая из состояния трансценденции, которое само по себе близко к экстатическому, ощущал лишь отголоски такового [5. с. 72]. И потому не удивительно его невольное желание приблизить день казни.

В этой связи интересно отметить точку зрения В.В. Налимова: «Если осмысливание нашей повседневной речевой коммуникации происходит на континуальном уровне, то можно высказать предположение о том, что само мышление существенно континуально. Отсюда постоянно повторяющиеся даже у поэтов высказывания о недостаточности выразительных средств языка» [6. с. 3]. Возникает конфликт: поэт или физик соприкасаясь с трансцендентным континуумом, должен выразить его при помощи конечного инструмента. Нельзя не отметить тот факт, что и метафоры прогрессируют и становятся объёмнее.

В этом случае правомерен вопрос, насколько действительная метафизика будет искажена трактовкой человека и насколько общественные законы отстоят от естественных законов, аналогично аппроксимационной функции в математике. Бергсон упоминал о том, что всегда за сложным, громоздким описанием понятий, стоит простая, лёгкая, но притом глубокая идея. Беркли, применительно к этому случаю, преподнёс гениальную метафору: «материя тонкой, прозрачной плёнкой отделяет нас от Бога, но благодаря философам она становится толстой и непрозрачной». Притом, что любое животное, насекомое, растение живут, перемещаясь сквозь тонкую плёнку, в бесконечность непознаваемого, и живут гармонично и естественно, хотя и не осознавая этого. Человеку же выпала доля вскрывать при помощи интуиции уже более плотные слои материи…


1. Арутюнова, Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. [Текст] / Н.Д. Арутюнова. ‒ М.: Прогресс, 1990. ‒ С. 5-32.
2. Бергсон, А. Творческая эволюция [Текст] / А. Бергсон. – М.: Академический проект, 2015. – 320 с.
3. Гачев, Г. Гуманитарный комментарий к физике и химии [Текст] / Г. Гачев ‒ М.: Логос, 2003. - 512 с.
4. Манин, Ю.И. Математика как метафора [Текст] / Ю.И. Манин. – Типография Наука, 2010. – 424 с.
5. Набоков, В.В. Приглашение на казнь [Текст] / В.В. Набоков. – СПб: Азбука, 2016. – 191 с.
6. Налимов, В.В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении [Текст] / В.В. Налимов. – Тбилиси: Изд. Тбилисского университета, 1978. – 83 с.
7. Немыка, А.А. Метафора как общий элемент научного и художественного текстов [Текст] / А.А. Немыка, С.Ш. Схалянова, М.А. Хачемизова // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2016. – Т. 8. – № 1-2. – С. 201 - 204.
8. Печёрская, Н.В. Знать или называть: метафора как когнитивный ресурс социального знания [Текст] / Н.В. Печёрская – журнал Полис, Политические исследования. 2004. № 2. С. 93-105
9. https://iphlib.ru/greenstone3/library/collection/n... Электронная библиотека Института философии РАН «Новая философская энциклопедия».