Аннотация: В статье предпринята попытка показать, что эволюция культуры изоморфна эволюции жизни и, соответственно, такой изоморфизм можно взять в качестве базовой метафоры для исследования эволюции культуры. Такое исследование позволяет эксплицировать ключевые процессы культуры, незаметные для других методов, и предложить алгоритмы корректировки этих процессов. Опираясь на то, что жизнь, благодаря воздействию изолирующих механизмов природы, постоянно образует различные таксоны, в которых эволюция быстро замирает, мы доказываем, что изоляция культурных мемов ведёт к их вырождению. В свою очередь, появление некоторых табу, таких как табу на инцест, заставляет таксоны перемешиваться, что вновь ускоряет эволюцию и приводит к структурным революциям. Такой эволюционный паттерн можно описать при помощи метафоры Фрейда из одноимённой книги «Тотем и табу». Тотемность эксплицирует телеологичность эволюции, как необходимость объединения всех таксонов в один. В работе показано, что в культуре уже сейчас сформирована множественность «семантических таксонов», которые требуют объединения или по крайней мере взаимодействия друг с другом – такие взаимодействия должно стимулировать табу на «духовный инцест» – ограничение эволюции внутри одного семантического таксона.

Ключевые слова: эволюция, гносеология, телеологичность, тотем, табу, инцест, таксон

Открытое произведение

Из теории систем известно, что «неравновесность – поток вещества или энергии – может быть источником порядка» [10, с. 10]. Ведь чем более система открыта, тем активнее в ней происходят синергетические процессы, и тем разнообразнее их результаты, в том числе появление новых порядков. Но неравновесность очень сложно поддаётся описанию, и учёные продолжают исследовать и выстраивать науку на базе закрытых систем, что оправдывается возможностью синтезировать отдельные культурные таксоны.

Модель замкнутой системы напрямую связана с устойчивым восприятием времени в философии. Идея постоянства и цикличности времени долго превалировала в умах философов. «Мир воспринимается и переживается древними греками не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение в великом кругу» [9, с. 64]. Таким образом, циклизм времени требовал совпадения начал с концами, что было преодолено только в христианской эсхатологии с ее линейным развитием акта творения, искупления и последнего суда. «Христианское время в миропонимании средневекового европейца стало линейным и необратимым, но также в очень ограниченном смысле» [9, с. 66].

Такая эсхатология создала предпосылки для эволюционного понимания природы, а также для творческого понимания памяти, в отличие от прежнего понимания памяти как простого воспроизведения. Соединение эволюционной интуиции с творческой памятью в последние двести лет, позволило человеку изобретать новые концепты, придумывать смыслы, отдалённо связанные с прежним опытом (черные дыры, искривление пространства), благодаря чему и понимание эволюции и творчества освободилось от прежнего фатализма и стало открыто новым не только действительным, но и возможным порядкам.

Эволюция культуры и сегодня идёт по пути, напоминающему дарвиновский путь развития, кумулятивный, который случаен и определяется внешними факторами. «В социогуманитарных науках работает скорее дух, а не точная схема эксперимента» [13, с. 55]. Наверняка, подобно природному селекционированию, введя некоторые табу, можно изменить эту ситуацию от линейного к спиральному развитию. Но в «духовном селекционировании», также как и в обычном, необходима постепенность, иначе говоря, поэтапное введение ограничений и контроль над тем, как качественно изменяется развитие системы.

Табу на половой инцест – это одно из первых и самых значительных табу, которое поставило человека, в отличие от животного мира, в привилегированное положение, которое содействовало резкому эволюционному росту. За счёт географической разнесённости племён и, соответственно, различия их геномов, половые отношения между племенами позволяли существенно разнообразить генофонд каждого племени. «Мы узнаём, что они (туземцы) поставили себе целью с тщательной заботливостью и мучительной строгостью избегать инцестуозных половых отношений . Больше того, вся их социальная организация направлена к этой цели или находится в связи с таким достижением» [15, с. 10]. Более того, табу приобретает весьма сложные формы, обеспечивающие ускорение эволюции. «Индонезийская модель сложнее. Здесь мы имеем дело не только со сгруппированными кланами, а с брачными, не обусловленными местом жительства классами, т.е. их члены могут жить в разных посёлках. Правило асимметричных браков между этими классами состоит в следующем: мужчина А женится на женщине В, мужчина В на женщине С, мужчина С на женщине А» [7, с. 181]. Таким образом, табу на инцест обеспечило антропологическое селекционирование, иначе говоря, синтез и отбор наиболее жизнеспособных социальных структур.

Для «духовного селекционирования» изначально также необходимо получить разнообразные смыслы-мемы, что выражается в предварительной изоляции и последующей таксономизации культурных направлений. Следующим этапом необходимо скрещивание образованных мемов, чем традиционно занимается поэзия, соединяя их посредством метафор. О том, что любая система, в том числе, язык, изначально развивается по пути максимального разнообразия (таксономизации) и последующей оптимизации, иначе говоря, режима экономии, писал Ноам Хомский: «принципы репрезентационной и деривационной экономии вышли на передний план синтаксической теории» [17, с. 54].

Если проследить историю развития поэзии, как авангарда смыслообразования, то можно убедиться, что когнитивность использующихся в ней метафор со временем растёт. Можно сказать, что само слово на заре поэзии было метафорично, тем самым интеллектуальная функция еще не обособилась от функции обозначения. Следующим этапом в поэзии было расширение коннотаций слов при помощи синтетических суждений, на что указывал Иммануил Кант [4, с. 48]. «В Средние века получает развитие теория аллегоризма, предполагающая возможность прочитывать Священное писание, а затем и поэзию и изобразительные искусства не только в их буквальном смысле» [20, с. 106] и, наконец, модерн демонстрирует сложные сквозные метафоры, обладающие высокой когнитивностью.

Переиначив концепт эпистем Фуко, можно сказать, что язык – это аппроксимация той исторической эпохи, в которой он существует. И качество этой аппроксимации определяется уровнем когнитивности языка, что, в свою очередь, формирует уровень предсказательности (прогностичности для появления новых отраслей знания) и экстраполяции его концептов – если начальный уровень порождал мифотворчество, то современная когнитивность языка позволяет выстраивать сложнейшие профессиональные концепты.

В качестве примера сложной метафоры можно привести сравнение Эрнестом Резерфордом атома с солнечной системой. Хотя в основе этой метафоры изначально лежал механистический подход, она сама по себе имела достаточный уровень когнитивности для начального описания квантовой механики атома. «Развитие человеческого мышления и научного познания приводит к смене метафор, вслед за которыми меняются научные и философские картины мира» [11, с. 96].

В результате таких постоянных синтезов и усложнения метафоричности в эпоху модернизма появляется новый вид произведения – открытое произведение, которое подобно открытой системе синергетично. «Открытые произведения находятся в движении, для них характерно приглашение создать это произведение вместе с автором» [20, с. 138]. Такое произведение эксплицировало главное открытие двадцатого века – вероятностную, двусмысленную имманентность бытия, суперпозицию смысла. «Открытость и динамичность какого-либо произведения напоминают о понятиях неопределённости и дискретности в квантовой физике» [20, с. 133]. Случайность в интерпретации произведения не означает хаос прочтения, так же как неопределённость в квантовой физике не приводит к рассыпанию материи. Открытое произведение подобно тотему задаёт направление развития смысла, а его развёртывание происходит индивидуально, в соответствии с набором табу.

При работе с таким произведением происходит синтез смыслообразования, скрещивание структуры мемического мышления читателя и мемов произведения.



Духовный инцест

О том, что речь не является прямой репрезентацией действительности говорили многие выдающиеся лингвисты. Джордж Лакофф в книге «Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении» [6] доказывает, что человеческая речь не отражает взаимооднозначно действительность, и утверждает изначальную метафоричность языка. Он показывает, что язык является когнитивной структурой, которая может пойти дальше видимой природы, погружаясь в трансцендентальное и, соответственно, раздвигая границы имманентного. «Традиционный взгляд рассматривает мышление как чисто логическую способность, имеющую дело в первую очередь с суждениями, которые могут быть истинными или ложными. Новый взгляд рассматривает образные аспекты мышления – метафору, метонимию, использование ментальных образов – как центральные для разума, а не как периферийную и несущественную добавку» [6, с. 9]. Свою теорию Лакофф назвал экспериенциализмом, противопоставив ее объективизму как наследнику позитивизма.

Жиль Делёз в книге «Логика смысла» [3] пошёл дальше и раскрыл еще более сложную структуру речевого мышления. Он показал, что любое предложение содержит три составляющие: предмет о котором в этом предложении говорится, субъективную составляющую со стороны того, кто это предложение проговаривает, и контекст, иначе говоря, нарратив, сформированный суммой всех произнесённых предложений. Такая модель позволяет увидеть те стороны предмета, которые не видны при первоначальном рассмотрении. «От дессигнации через манифестацию к сигнификации и обратно от сигнификации через манифестацию к деcсигнации нас влечёт по кругу, который и составляет круг предложения» [3, с. 29]. Иначе говоря, «настоящее произведение» рождается в диалектике между предметом и нарративом, который порождает автор, что и позволяет автору принять направление развития произведения, а произведению – совершить смысловой скачок, не сводящийся к сумме вложенных в него смыслов. В результате синтеза такого диалектического противостояния рождается уникальный нарратив, рождается новый смысл.

Если минимизировать присутствие автора, тогда десигнация будет определяться сигнификацией, в результате текст не обнаружит смысла, оставшись в поле информации, в области тавтологии. Подобный процесс я назвал «Духовным инцестом», поскольку между идеей-нарративом текста и предметом отсутствует семантическая разность потенциалов, иными словами, они находятся в одном семантическом таксоне. Напротив, запрет на «духовный инцест» будет заставлять автора обращаться к метафоре, поскольку в этом случае будут взаимодействовать различные семантические таксоны.

В этом случае происходит упорядочивание одного семантического таксона за счёт другого. Автор выступает в роли лифта, который проносит через себя нарратив одного семантического таксона в другой, обнаруживая в хаосе новый вид порядка. Это можно выразить иначе: автор соединяет идею одного таксона с предметом рассмотрения из другого и, используя когнитивный параметр идеи, выводит предмет рассмотрения на новый уровень. В отсутствии автора это невозможно. В роли таксонов здесь могут быть, например, две разных науки, или наука и ваяние (скульптура) и т. д. Иными словами, имманентное одного семантического таксона позволяет познать трансцендентальное другого, но при участии автора с определенностью интенции взгляда.

Таким образом, дальнейшая антропологическая эволюция напрямую зависит от философского мышления, от того, насколько философия сможет соединить между собой мемы из отдельных семантических таксонов и синтезировать единую интеллектуальную структуру.


Искусство науки

Можно утверждать, что изоморфизм между эволюциями культуры и жизни появился благодаря «лени природы». Она повторяет свои решения на различных уровнях иерархии бытия. Свидетельством этого являются метафоры, которые эксплицируют это подобие. С другой стороны, благодаря эмерджентности бытия, сложностность при переходе от эволюции природы к эволюции культуры выросла. Нам осталось выяснить, почему именно искусство облегчает качественный скачок.

Даже количественно можно установить отличие предмета искусства от предмета ремесленничества. В первом случае этот предмет существует в единичном экземпляре, во втором – их множество. Условный мастер, изготовляющий предметы ремесленничества, тратит на них время, совершенно бесполезное для эволюции. Можно сказать, что благодаря лени человека, когда изготавливается копия, время отсутствует, поскольку спираль в данном случае замыкается в круг (исключая разве что время на освоение мастерства). Время как качественное переживание бытия появляется и начинает идти с началом творчества.

Наука как репрезентация тоже в некотором смысле ремесленник, она воспроизводит природные структуры в виде формул, схем, чертежей или моделей рассмотрения. Но, как показало искусство в последние двести лет, репрезентировать природу необязательно. Можно её создавать. В науке тоже появилось понимание того, что мы подстраиваем природу под наши концепты, выдавая их за репрезентации. И даже априорные категории не являются чем-то нерушимым. «ИП-подход (исчисление предикатов) особенно неприемлем в когнитивных науках, поскольку он принимает без доказательств априорный взгляд на природу категоризации, существующий в классической теории, а именно, что категории – это множества, определяемые общими свойствами предметов» [6, с. 25]. Таким образом, развитие когнитивного подхода и качественных исследований не позволяет свести к репрезентациям и формулам даже обособленные или упрощенные выводы.

Поэтому можно попробовать представить науку в роли художника. Тогда этот мир ежедневно описывали бы разные законы. Сложно представить, как может один день вселенной с одними законами гладко перетечь в следующий с другими законами. Кто-то скажет, что мы видим одно и то же изо дня в день. Но всего две тысячи лет назад представить наличие эволюции было также невозможно, как и всего сто лет назад такое чудо как нарушение гравитации при парении в воздухе сверхпроводящих магнитов.

Подытоживая всё вышесказанное, проговорим ещё раз основные тезисы, невольно превратив весь текст в тавтологию. Философия несёт крайне важную функцию, синтезируя из уже существующих семантических таксонов новые и адаптируя их в структуре эпистемологии. И поскольку, как было установлено, основная идея человека в ускорении эволюции, то процессы адаптации вынуждены протекать со временем всё быстрее. Соответственно необходимы механизмы по ускоренной замене отживающих концептов традиционализма, безболезненности научных революций и революций в искусстве. И один из них – это признание в культуре и науке табу на духовный инцест, состоящее в запрете описывать явление готовыми дисциплинарными формулами, оставаясь внутри культурного таксона, иными словами, новая теория должна содержать идею и предмет описания из разных семантических таксонов. Тогда у поэзии и науки появится шанс вновь соединиться в общую когнитивную структуру.

Список литературы

1. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.: Академический проект, 2015. – 320 с.

2. Бурлак С. Происхождение языка. – М.: Астрель: CORPUS, 2012. – 464 с.

3. Делёз Ж. Логика смысла. – М.: Академический проект, 2015. – 472 с.

4. Кант И. Критика чистого разума. – М.: Эксмо, 2015. – 736 с.

5. Кристева Ю. Об аффекте, или «Интенсивная глубина слов». // Логос, 2011. №1(80). – С. 192-208

6. Лакофф Д. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. – М.: Гнозис, 2011. – 512 с.

7. Леви-Стросс К. Структурная антропология. – М.: АСТ; Астрель, 2011. – 541 с.

8. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. – М.: Издательство «Азбука», 2015 – 704 с.

9. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте универсальной истории. – М.: Мир, 2004. – 367 с.

10. Пригожин И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. – М.: Едиториал УРСС, 2014. – 304 с.

11. Печёрская, Н.В. Знать или называть: метафора как когнитивный ресурс социального знания. // Полис: Политические исследования. 2004. № 2. – С. 93–105

12. Стригин, М.Б. Гносеология культуры. Модель эволюции семантики. // Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики. Познание. 2019, №4 – С. 67-76

13. Суханов К.Н. Онтология, эпистемология и логика науки: монография. – Челябинск: Изд-во Челяб. гос. ун-та, 2011. – 219 с.

14. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. – М.: Главная редакция изданий для зарубежных стран издательства Наука, 1987. – 240 с.

15. Фрейд З. Тотем и табу: психология первобытной культуры и религии. – М.: Эксмо, 2018. – 224 с.

16. Хокинг С. Краткая история времени: От большого взрыва до чёрных дыр. – СПб.: ООО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2015. – 223 с.

17. Хомский Н. О природе и языке. – М.: УРСС; ЛЕНАНД, 2017. – 288 с.

18. Хомский Н. Человек говорящий. Эволюция и язык. – СПб.: Питер, 2018. – 304 с.

19. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика просвещения. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://gtmarket.ru/laboratory/basis/5521 (дата обращения 27.07.2019)

20. Эко У. Открытое произведение. Форма и неопределённость в современной поэтике. – Москва: Издательство АСТ: CORPUS, 2018. – 512 с.